Женщины во льдах: три главные полярницы в истории крушения «Челюскина»

В тридцатых годах в СССР приехала осмотреться американская журналистка Рут Грубер. Последнее время об этом редко вспоминают, но советско-американские связи на заре Страны Советов были очень активными, и в начале Великой Депрессии много американцев перебралось на постоянное место жительства в страну-антипод. Жизнь одной страны постоянно освещали журналисты другой — Рут Грубер была одной из них. Она решила написать книгу о полярниках — исследователях Арктики, и, конечно, встретилась с Папаниным.

Позже, когда от Грубер пришёл экземпляр книги «Я была в Советской Арктике», Иван Дмитриевич, открыв её, с удовольствием прочёл в предисловии: «В арктических районах Аляски и Канады число белых женщин совершенно незначительно, да и те в подавляющем большинстве работают или в качестве учительниц, медицинских сестер, или являются женами миссионеров. В советских районах Арктики женщины выполняют функции капитанов, возглавляют сельские и городские управления, руководят крупными и небольшими научными станциями. [...] Но какую бы работу они ни выполняли, – их положение определяется не их полом, а их способностями. Среди женщин в советской Арктике имеются и жены арктических работников, но и они берут на себя то или иное общественно-полезное дело».

Коммунисты двадцатых-тридцатых годов грезили будущим, в котором женщина не боится дерзать наравне с мужчинами, покоряет мир свободно, совершает открытия и ставит рекорды. Но поначалу уговорить женщин ехать в Арктику было непросто. Это уже после «Челюскина» студенток-североведок будут толпы. Поначалу Шмидт уговаривал ехать если не профессионалок, то хотя бы жён полярников — чтобы уже там, в Арктике, выучить их и привлечь к делу.

В итоге на арктическом пароходе отбыло десять советских гражданок. К радости Шмидта, среди них — три специалистки: гидрохимик, ихтиолог и метеоролог. Ещё четыре — просто работницы, уборщицы и буфетчица. И только три дамы ехали с мужьями, но их пример давал надежду на то, что на Север решится поехать всё больше советских женщин. В феврале 1934 года, когда пароход раздавило льдами и пассажирам пришлось дрейфовать на льдине, к женщинам, чья судьба была связана с «Челюскиным», присоединилась ещё одна — комсомолка Людмила Шрадер. Радистка, которой первой удалось установить связь с экипажем после крушения и которая позже часами сидела в радиорубке, участвуя в координации спасательной операции.

В 1931 года в посёлок Уэлен на Чукотке приехала девушка с манерами коренной ленинградки и по-мальчишески короткой стрижкой. Девушка представлялась Людмилой, без отчества. Она приехала на должность радистки-полярницы и ещё не знала, что станет легендой. Пока что она с энтузиазмом отбывала вахты, общаясь с рыбаками и моряками северных вод, а в свободное время организовала кружок, где учила подростков посёлка радиоделу.

Родом из обрусевших немцев Петербурга, Людмила выросла в Ленинграде и ещё в конце двадцатых поспешила записаться на открывшуюся секцию занятия радиоделом. Очень скоро стала работать «на радиоволнах» — и именно на берегу, на информационной поддержке моряков.

Когда среди комсомольцев-радистов поставили вопрос, кто готов ехать в Арктику, где радисты стали ой как нужны — кандидатура Шрадер, ответственной, умелой, спокойной и решительной девушки, казалась самоочевидной. Её саму не смутили условия, которые ждали её в далёком краю родины — ни погода, ни быт, ни жизнь среди народа, о чьём менталитете и культуре она не имела представления. Радиостанция, на которой ей предстояло жить и работать, выглядела как крохотная избушка, которую скорее тянуло назвать хижиной. Впрочем, утеплена она была добросовестно.

Позже о ней напишет в своей статье главный радист «Челюскина», Эрнст Кренкель, посвятив отдельную главу. Его поразили одновременно молодость коллеги (всю статью он нежно зовёт её Людочкой) и её высокий профессионализм. Как напишет Кренкель, именно на плечи Людочки Шрадер ляжет вся тяжесть аварийных переговоров. Он был также бесконечно благодарен ей за то, что она без просьбы, без особой необходимости, сообщала челюскинцам на льду все самые маленькие новости спасательной операции. Это очень поддержало полярников. Позже Люда Шрадер появится и на страницах его книги воспоминаний.

Во времена «Челюскина» женский род от названий профессий образовывали непринуждённо, и можно было прочесть в газетах — без иронического подтекста — что за погодными условиями по маршруту парохода следит синоптичка Ольга Комова. Но в документах парохода она записана была строгим словом «метеоролог».

В конце двадцатых молодую пару захватило всеобщее увлечение Арктикой, и Комовы выучились на метеорологов. Оставили обжитую ими было Москву ради работы на далёкой Чукотки. Конечно же, собирая женщин для экспедиции, Шмидт постарался уговорить тех, у кого был опыт жизни и работы в северном климате — так в его сети попалась Ольга Николаевна.

Когда пароход раздавило и челюскинцам пришлось дрейфовать на льдине, работы некоторым из специалистов экспедиции только прибавилось. Необходимо было постоянно вычислять новое местоположение льдины и передавать его на берег. Необходимо было понимать, чего ждать от погоды — вот это уже было дело Комовой. Те, чьи навыки на льдине были бесполезны дежурили, охраняя лагерь от белых медведей, следили за детьми, готовили пищу. Остальных Шмидт занял, читая лекции по диалектическому материализму. Очень важно было, чтобы ни у кого не осталось времени на панические мысли, чтобы жизнь текла как можно размереннее, создавая ощущение, что ничего экстремально опасного не произошло.

Когда, наконец, самолёт прилетел, к нему отправили, по морскому закону, женщин и детей. Но льдина успела расколоться, между «аэродромом» и лагерем пролегла огромная трещина. Её пришлось преодолевать на шлюпке. Шмидт, поглядев на летательный аппарат, понял, что первая партия может улететь не вся. Кого из женщин можно оставить до следующей? Он подошёл к Комовой, как к опытной полярнице, и отдал указание — если будет перегруз, остаётся она. Комова ответила: «Поняла». К облегчению начальника экспедиции, первая партия челюскинцев была вывезена полностью.

Позже, во время ВОВ, Комова как метеоролог два года отслужила в штабе Папанина. Она обеспечивала проводку судов, в том числе таких, как знаменитой Капитана Анны (Щетининой) или кораблей союзников, северным путём. Мирная, казалось бы, работа синоптиком требовала огромное напряжение: ошибёшься с прогнозом на маршруте, и льды расколют английский, американский, советский корабль... Комова себе ошибаться не позволяла.

Уроженка Урала, из простой ремесленной семьи, Параскева смогла закончить гимназию. Плата за год была неподъёмной, и семья сделала так: оплатила первые полгода, а дальше Паше разрешили учиться бесплатно при условии отличной учёбы. Малейшая слабина, и она могла распрощаться с мечтой об образовании. 

Жизнь некоторое время давала зигзаги. Сначала Паша как доброволица примкнула к Красной Армии, потом кинулась бороться со смертоносным голодом двадцатых, унёсшим жизни огромного количества жителей Поволжья и юга России — она спасала конкретно детей. Благодаря помощи иностранных волонтёров и фондов в стране тогда удалось развернуть несколько пунктов, на которых умирающим от голода малышам и подросткам оказывали посильную помощь. Зато после ей дали путёвку на учёбу в Ленинград — это ли не счастье?

В тридцатых молодая химик искала возможности поработать на Земле Франца-Иосифа, но вдруг услышала о наборе на «Челюскин». Бросилась к Шмидту, думала, что придётся убеждать его своим опытом жизни в Тюмени, годом работы в Арктическом институте — но вдруг встретила радушный приём и просьбу звать ещё девушек полярничать.

Ей выделили помещение под лабораторию. Лаборантов не дали: всю работу делала одна. Когда пароход раздавила, потеряла все пробы — кто бы их стал спасать... Позже, в следующих экспедициях, ей удалось повторить все нужные замеры. На льду же она могла только чистить «аэродром», дежурить «по медведям». Она же была старостой палатки с женщинами и детьми. Работы Лобзы и подобных ей первых исследователей многое дали в освоении Арктики моряками и промышленниками, а также для изучения экологии арктического региона. А самой Параскеве приключение с «Челюскиным» дало ценный и неповторимый опыт.