Украина: terra libera

В своей статье о Белоруссии в связи с политическим кризисом, охватившем страну после последних президентских выборов, я назвал ее terra liberа – страна, которая не вошла в международное политическое поле в качестве полноправного субъекта или игрока, чьи государственные интересы учитываются настолько, чтобы на ее территории не была развязана война, геноцид и прочие события, способные привести эту страну к экономическому коллапсу вплоть до полной потери самостоятельности. Terra liberа – это территория (страна), интересы которой не учитываются при планировании и осуществлении стратегических игр «больших» стран. До Второй мировой войны такими странами, среди прочих, были Польша, Чехословакия, которые делили и передавали друг другу в сферу влияния их могущественные соседи. После войны, в 1960-1980-е гг. таковыми становились страны Латинской Америки, Вьетнам, Афганистан… В наши дни такой terra libera, с определенными оговорками, является Украина.

Нынешний украинский кризис, беспрецедентная военная и финансовая помощь Украине, такие же беспрецедентные санкции в отношении России, парадоксально или нет, имеют лишь косвенное отношение к самой Украине. Разворачивающаяся в прямом эфире и в реальности драма – это использование terra liberа, в данном случае украинской, для решения гораздо более значительных, с точки зрения «больших» игроков, задач. А они таковы:


во-первых, после вывода американских войск из Афганистана – несмотря на жесткую критику этой акции республиканцами, в том числе Трампом лично, это был, пожалуй, стратегически верный шаг, поскольку выиграть войну в Афганистане невозможно – Байдену необходима серьезная и однозначная политическая победа во внешней политике. Он пришел в Белый дом как «президент мира», пообещав сплотить американский народ и преодолеть политический раскол внутри общества;

во-вторых, если бывший президент Трамп, чье возвращение к власти в 2024-ом нельзя исключать, неоднократно говорил о НАТО как об устаревшей и ненужной сегодня институции, Байден хочет доказать противоположное: НАТО – единственный гарант мира, он сдерживает глобальную угрозу демократии, в первую очередь со стороны России и Китая, и чем его, Альянса, больше, тем лучше;

в третьих, вторжение России на Украину видится определенным американским политикам, возможно, и самому президенту США, как своего рода римейк войны Советского Союза в Афганистане. Как мы сегодня знаем, о чем в том числе писал и советник по национальной безопасности президента Дж. Картера Збигнев Бжезинский, эта была тщательно спланированная операция ЦРУ под кодовым названием «Циклон» по втягиванию СССР в Афганистан.

Активная помощь афганским моджахедам, настроенным против Советов, началась в начале 1980-х и закончилась только в 1992-ом, уже после развала СССР.



С момента прихода Байдена к власти США, по крайней мере в медийном пространстве, потерпели два крупных геополитических провала: первый – Афганистан, второй – «Северный поток 2» (ко второму, надо признать, немалые усилия все же приложила Ангела Меркель). Трамп называл эвакуацию американских войск из Афганистана позором, как и предрекал, что Джо не справится с «Северным потоком 2». Однако Байдену, можно сказать, повезло, он предложил президенту Путину встретиться и поговорить, и тот, кажется, с энтузиазмом принял это приглашение. Встреча состоялась в Женеве 16 июня 2021 года. Волнения по поводу российского вторжения уже давали о себе знать, но клиническая фаза была впереди. Разговор Путина и Байдена, о содержании которого (надо думать, далеко не во всех подробностях) Зеленского потом поставили в известность – явился в метаполитическом поле продолжением разговора Римского Запада с Москвой, который затянулся примерно на шестьсот лет.

Тогда, в середине июня 2021-го, Байден приехал на встречу в первую очередь для решения внутриполитического кризиса в Америке – окончательного разгрома Трампа и трампистов, «внутренних террористов», – из которого он планировал выйти в том числе и благодаря своей победе в Женеве. И чтобы эта победа была максимально крупномасштабной, угроза российского вторжения должна казаться также максимально реальной. У Путина, в свою очередь, была другая цель: заручиться некоторыми гарантиями того, что Drang nach Osten со стороны НАТО в ближайшей перспективе не планируется. Украина не станет членом Альянса, а останется в статуте наблюдателя, как Грузия или Швеция.

Что на тот момент выиграла Украина? Свой же status quo с «продолжением следует». Она осталась terra liberа с флуктуирующими границами, территории которой то и дело переходят во владение к их более сильным соседям, но при этом сама Украина концептуальна находится в сфере интересов США, что ей дает потенциальный статус страны-политической функции: власть в такой стране никогда не суверенна.

Сложись для Америки ситуация более выгодно, не было бы вывода войск из Афганистана или, на худой конец, произошла бы приостановка «Северного потока 2», никакого кризиса на Украине могло бы не произойти. В данном же контексте, в противостоянии США vs. Россия на мировом геополитическом поле, этот кризис оказался необходимым – добавочным сетом в игре.

С Украиной это случается далеко не в первый раз, и то, что происходит сегодня, во многом естественное продолжение ее истории – зажатая между латинским Западом (Римом), исламской Турцией и православным миром (Россией).

В 1363 году литовский князь Ольгерд побеждает ордынских татар и завоевывает почти все земли, принадлежавшие нынешней Украине. Свободной остается только Галиция, которую ранее захватила Польша. Тогда же и на долгие столетия Украина оказывается расколотой цивилизационно – на (условно) католическую и православную. Украина входит в состав Литвы, великий князь Ягелло, женившись на польской королеве Ядвиге, принимает католическую веру и становится польским королем Владиславом II. Кревская уния 1385 г. фактически объединяет Польшу и Литву в одно целое, которое находится в постоянной конфронтации с Москвой. Тот же Ольгерд не раз разорял окраины Московии в ходе русско-литовских войн. Конфликт этот теперь растянется на века, превратившись в своего рода конфликт эсхатологический.

В 1469 году, уже при Иване III, когда Новгород по совету Литвы решил отойти от Москвы к Киеву, царь, формально выступивший против Новгорода, по сути начал войну с латинскими Западом и Римом. В 1569 году Люблинская уния превращает Польшу в Речь Посполитую, и при Сигизмунде II Августе (1548-1572) новая страна переживает небывалый рассвет, от которого перепадает и Украине, как в культурном, так и экономическом плане. Примерно к началу XVII века многие украинские города получают так называемое Магдебургское право, когда город переходит на самоуправление под началом магистрата. В 1596 году по Брестской унии Украина конфессионально объединяется с Римом, суть этой унии была неполитической, а религиозной: переход в подчинение римскому папе с сохранением греческого обряда богослужения.

С принятием унии связано и возникновение русской униатской церкви. Впрочем, без политических последствий не обошлось и здесь: власти Речи Посполитой рассматривали Брестскую унию как блокировку угрозы захвата юго-западных земель со стороны московского духовенства и одновременно как ослабление связи православных на ее территории с Россией. После принятия унии конфликты между католиками, православными и властью Речи Посполитой войдут в острую фазу и поутихнут только к 1633 году с официальным признанием православной церкви.



Но в том же XVII-ом политическом веке начинают происходить значительно более жесткие процессы. Belle époque Сигизмунда II Августa быстро отходит в прошлое, на Украине начинается процесс «полонизации» – польский язык, нравы, обычаи и колонизация земель, украинских и белорусских. Не случайно, что и сегодня польские власти смотрят на Украину и Белоруссию примерно как на своих домашних животных. Тогда это вызвало мощные антипольские настроения и затяжную войну, которая в конечном счете привела к Переяславской Раде 1654 года и Андрусовскому перемирию 1667-го, когда существенная часть Украины вошла в состав России. В 1775-ом Екатерина II аннулирует Запорожскую Сечь, часть украинцев были переселены в Приднестровье, позже на Кубань. После второго раздела Речи Посполитой и завоевании Новороссии, львиная часть украинских земель отходит России, Галиция и Закарпатье – Австрии.
Сегодня эта история далеко не закончена.

Коллатеральная война

В другом своем тексте, опубликованным в феврале 2021-го, я писал, что геополитическое напряжение между США, Россией (и Китаем) достигнет критического максимума ближе к середине 2022 года (в мае-июне). Происходящие in live изменения и решения по политике на Украине подтверждают этот прогноз: 21 февраля Путин подписывает документ о признании независимости ДНР и ЛНР, реакция западных стран на это событие ожидаемая: президент Франции Эм. Макрон и канцлер Германии О. Шольц выразили «разочарование этим решением», глава евродипломатии Ж. Боррель заявил о создании самой большой угрозы безопасности со времен Второй мировой войны и, разумеется, призвал ввести санкции против России. Байден вскоре подписал указ о запрете инвестиций, торговли и финансирования ДНР и ЛНР. Премьер Великобритании Борис Джонсон в тот же вечер, 21-го февраля, собирался «поговорить с президентом Украины Зеленским и предложить ему поддержку». Генсек НАТО Йенс Столтенберг призвал Москву выбрать дипломатический путь решения проблемы (об этом же Путин спрашивал Сергея Лаврова во время встречи с последним); председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен заявила, что «признание независимости двух сепаратистских территорий является вопиющим (blatant) нарушением международного права, территориальной целостности Украины и Минских соглашении» и т.п. Сегодня Россия находится под историческими по своему масштабу санкциями, их общее число уже превышает пять тысяч, и вряд ли скоро этому будет положен конец.

Возникает вопрос: с чем мы столкнулись и каков характер современного противостояния ведущих мировых держав? Для ответа на этот вопрос нам следует понять одновременно, в чем заключается новизна и в чем дежавю современной ситуации. Моменты, когда из-за сравнительно небольшого конфликта мир оказывался на грани глобальной войны, случались в недавней истории неоднократно. Например, события июля-августа 1956 года, когда президент Египта Гамаль Абдель Насер решил национализировать Суэцкий канал, соединяющий Средиземное и Красное моря. С экономической точки зрения Суэц играл крайне важжную роль, через него шло 30% всего топлива из британских колоний в Африке, две трети нефти, импортируемой Европой, и контроль над каналом потенциально давал Египту билет в клуб геополитических игроков высшей лиги.

С начала своего президенства Насер пытался лавировать, играя на интересах США, Европы (прежде всего, Англии) и СССР, открыто не присоединяясь ни к одному из лагерей. Его политика умеренного национализма, в которой советское руководство стремилось видеть продолжение «борьбы арабского мира за независимость» никого до Суэца не шокировала, а факт национализации канала советский лидер Никита Хрущев расценил (согласно официальному коммунике) как скорее внутреннее дело Египта, при условии, что тот не будет нарушать свободное судоходство в канале.

Если анализировать ситуацию на большем, метаполитическом масштабе, то нынешний российско-украинский военный конфликт, как и до того, например, создание и финанстрование США афганских талибов, воевавших против СССР, – это продолжение Второй мировой войны. Как и война в Афганистане, так и нынешняя спецоперация по сути являются коллатеральными войнами (collateral war), возникающими в ходе значительно более крупного противостояния. Коллатеральная война заключается в том, что она никогда не ведется одной из противоборствующих сторон напрямую, но исключительно живой силой третьей страны или воюющей группы, не принадлежащей de jure настоящему противнику – бенефициару конфликта.



В ХХ веке коллатеральных войн был ни один десяток, в первую очередь в странах Латинской Америки и Африки, на чьих территориях сталкивались экономические и геополитические интересы двух главных игроков – Америки и Советского Союза. Как правило, конфликты разворачивались под лозунгами «борьбы за демократию», которую устанавливали США часто путем смещения очередного правительства, или же за «национальную независимость» против колониальных режимов – которой после войны был дан старт «Атлантической хартией» (1941) – когда к делу подключался СССР. Технически вмешательства с обеих сторон были схожими. Один или другой бенефициар поставлял своему коллатерату оружие, военных специалистов и деньги для осуществления поставленной цели. Такие поставки могли быть вполне открытыми, как, например, в случае СССР и Гвинеи, чей президент Ахмед Секу Туре (годы правления – 1958-1984), создавший однопартийное социалистическое государство, не раз, однако, отмахивался от коммунизма как проекта и не поддерживал атеизм, или Эфиопии, где пришедшая в 1975 году хунта ДЕРГ (1974-1987) получала от Москвы немалую помощь в борьбе против Сомали и сепаратистов Эритреи, за что повела ортодоксальную прокоммунистическую политику, – так и скрытыми, как в случае американской помощи Талибану с целью затащить СССР в свою «вьетнамскую» ловушку.

Время коллатеральных войн не прошло и, вероятно, не может пройти пока существуют конфликтующие интересы глобальных игроков. Сегодня Украина – коллатерат США (шире: Западного мира), которая в силу многих причин, в первую очередь из-за своего географического положения (terra liberа) парадоксальным образом вернулась к состоянию mira similitudine на Вторую мировую – своеобразный флэшбэк в реальности. Может возникнуть впечатление, что современность прыгнула в свое прошлое для исправления каких-то сбоев в каузальной цепи.

Коллатеральные конфликты отличаются от прямых военных столкновений – глобальных, как Первая и Вторая мировое войны, или локальных, включая затяжные, как американская война во Вьетнаме – тем, что они не прекращаются без согласия бенефициара и в них не считают человеческие жертвы. Речь идет не о формальной статистике, а об искреннем стремлении сохранить жизнь военным и гражданскому населению, поскольку с точки зрения бенефициара, они приравниваются к потерям боевой техники или иного инструментария.

Поставки Украине тяжелого вооружения, новый «украинский» бюджет на $40 млрд, недавние переговоры США с Польшей о создании неких «миротворческих сил» для контроля исконных польских территорий и наконец визит госсекретаря Энтони Блинкина и министра обороны Ллойда Остина в Киев 24 апреля 2022 г., в ходе которого Остин четко сформулировал цель американской помощи: «ослабить Россию настолько, чтобы она более была не в состоянии напасть на соседнюю страну» – аспекты текущей коллатеральной войны.



Если учесть, что президент Байден неоднократно говорил о своем намерении всячески избежать прямого столкновения с Россией, и эта главная причина его отказа поддержать идею Зеленского о закрытии неба над Украиной, то заявление Остина следует понимать так: коллатеральная война будет продолжаться до победы США над Россией в Восточной Европе. Другими словами, если не Третья мировая, значит продолжение Второй мировой, но с другим результатом – на месте бывшего Варшавского договора – НАТО, контроль всех граничащих с Россией восточноевропейских территорий и с Польшей как главным узлом силы в регионе.

Если Польша действительно выйдет в региональные политические лидеры, о чем давно уже мечтает польская власть, и станет главным клиентским государством в Восточной Европе, то ее давнишние территориальные претензии к Украине могут в какой-то момент начать реализовываться. В политическом Weltanschauung’е самих поляков это будет означать возвращение не к «Пястовской» концепции внешней политики, которая видит Польшу основной центральноевропейской (прогерманской) державой без стремления к экспансии на восток, а к внешнеполитической концепции Ягеллонов, королевской династии пришедшей к власти в 1386 году. Ягеллоны выступали за экспансию на восток, захват части литовских и русских земель. Они рассматривали Польшу в качестве мультинационального, многоконфессионального регионального государства-империи с четкой культурной ориентацией на Запад и жестким политическим и культурным противостоянием с Россией.

Традиционно претензии Польши по территориям касались Галиции и Волыни, расположенные на западе современной Украины. Галиция – это Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области, а Волынь – Волынская и Ровенская. Для их обозначения поляки даже создали специальный термин: Kresy Wschodnie («Восточные границы, края»). На протяжении веков эти кресы то отдавали полякам, то забирали у них снова. В 1341 году литовский князь Любарт сумел отвоевать Белз, Владимир-Волынский и Кременец, в 1344-ом поляки признали власть литовцев на Волыни и в большей части Галиции. Но уже в 1349-ом польский король Казимир III почти полностью забрал Волынь обратно, однако ненадолго. Спустя год, когда король ослабил военное присутствие на Волыни, братья Кейстут и Любарт из Литвы, поддержанные князем Семеном Гордым из Москвы, вернули Волынь обратно.

В 1389 году Ягелло, основатель династии, взошедший на трон под именем короля Владислава II, воевал со своим двоюродным братом Витовтом за власть в Литве. Итогом войны стало Островское соглашение (1392), по которому Витовт формально признал Ягелло сюзереном. По этому соглашению Польша получила часть Галиции и Волыни, и такое положение дел сохранялось до 1569 года – Люблинской унии, провозглашавшей создание федерации Королевства Польского и Великого Литовского княжества более известного как Речь Посполитая. Территория Речи включала современную Польшу, Украину (с Волынью), Белоруссию, Литву, а также часть земель Латвии, Эстонии, Молдавии, России и Словакии.

В результате Второго раздела Польши, случившегося в 1793 году, с участием Пруссии и России, последней, среди прочего, отошли центр Белоруссии и часть Волыни. 10 сентября 1919 года согласно Сен-Жерменскому соглашению Австрия, как проигравшая в Первой мировой войне держава, была вынуждена признать новые границы Польши – обретшей в 1917-ом свою государственность после более чем стадвадцатилетнего перерыва – вплоть до отсечения своих австрийских территорий. Но одной Австрией дело не кончилось. В 1920 году маршал и глава новой Польши Юзеф Пилсудский, воспользовавшись критической ситуацией, сложившейся на тот момент в России, после успешной работы польских дешифровщиков (они взломали более четырехсот депеш, посланных Троцким и другими руководителями), прорвал фронт и вошел в тыл Красной армии, заставив ее отступить.


В следствии этого проигрыша западная Украина подвергается мощной полонизации: польский язык там становится абсолютной доминантой, даже телеграммы на почте можно было отправлять только на польском, резко сокращается количество русских школ. Во внешней политике польская власть принимает ягеллонскую доктрину – экспансия на восток и план по расчленению Советской России при помощи четкой координации всех националистических и сепаратистских движений (от Татарстана до Закавказья), известного как «Прометей». План был инициирован самим Пилсудским и курировался польским военным разведчиком, исполнителем многих секретных операций Эдмундом Харашкевичем. Впрочем, «серым» идеологом «прометеизма» считается публицист и политик Тадеуш Голувко, убитый, к слову, в 1931 году двумя боевиками ОУН, вероятно, за свой чрезмерный польский шовинизм.

Известным продолжением «прометеизма» является «доктрина Гедройца–Мерошевского», придуманная в 1970-х гг., которая заключается в отказе Польши от претензий на «восточные территории» – традиционную сферу польского культурного влияния, при отказе Советского Союза, а сегодня России, от политики интеграции этих территорий. Ключевым понятием доктрины Гедройца–Мерошевского является так называемый регион УЛБ, названный по первым буквам сопредельных с Польшей бывших советских республик: Украины, Литвы и Белоруссии. Именно там находятся «восточные кресы», именно их народы должны были стать участниками межнациональных конфликтов, подаваемых как борьба за национальное самоопределение против русского империализма.

На первый взгляд доктрина предлагает некий геополитический fair trade – взаимное сокращение сфер влияния с предоставлением государственной независимости тем, кто ее ранее не имел. На деле это не более чем политический фантом: УЛБ предписывалось отказаться от вхождения в какие-либо союзные договоры и, будучи по сути terrae liberum, они оставались бы de facto под культурным и политическим зонтом Польши. Оставаясь под ним, эти страны, по мысли Ежи Гедройца и Юлиуша Мерошевского, должны развить в себе достаточно сильные националистические тенденции, чтобы успешно сопротивляться любой возможности быть интегрированными в «русский мир». В одном из своих интервью Гедройц признавался, что «для нас [поляков] российская опасность колоссальна». Именно этим объясняется и стремление Гедройца помочь создать независимое украинское государство – отнюдь не ради самой Украины, а для противовеса России: «сам факт возникновения украинского государства дает нам возможность маневра. Тогда вы можете найти союзника в чем-то, направленном против России, и, мало того, вы находите и российского союзника в чем-то, направленном против Украины. Это дает идею маневра, возможность маневра».

Когда понадобится, Украина сможет «взять огонь» Москвы на себя и оставить Польше роль основного узла в Восточной Европе. Иными словами, в глазах Гедройца и его последователей сегодня, а это без исключения все нынешнее польское руководство, Польша должна стать «западным» центром на «востоке», страной, оберегающей западную цивилизацию на границах сегодняшней римской империи.


Сейчас Польшу в качестве апотропея европейской цивилизации видит ее президент Дуда. В своем выступлении в Варшаве по случаю Дня конституции он спрогнозировал, что украинский и польский народы «станут братскими, между ними исчезнет граница…». На деле – согласно идеям Гедройца – это только означает полный возврат Украины под политический и культурный патронаж Польши.

США, Россия, Китай: игра на вылет

Реакция западного мира на признание независимости ДНР и ЛНР, предшествовавшее военной спецоперации, имеет, помимо оговоренных выше, еще две причины, лежащие отчасти в метаполитическом поле – где политические символы важнее действий, которые они обозначают.

Первая причина: если данная Путиным независимость самопровозглашенным республикам окажется в результате проигранным Западом сетом, то это будет знак Китаю в отношении его политики по Тайваню. Председатель КНР Си Цзиньпин не раз заявлял: «несмотря на то что материк и Тайвань еще не объединены, они принадлежат одному Китаю и составляют неразрывное целое» (大陆和台湾虽然尚未统一，但同属一个中国，是不可分割的整体), и перспективы на «мирное объединение» власти Китая не оставляют. Однако, добавляет Си в другом месте, «если выступающие за независимость Тайваня сепаратистские силы своими провокациями вынудят нас <…> нам придется принять решительные меры». По Украине Китай, кажется, занял позицию стороннего наблюдателя, пошел по пути «политического дао», стремясь умиротворить обе стороны. Но в терминах Realpolitik эта позиция проста: если у Путина получится с ДНР и ЛНР, то будет создан нужный прецедент. Напомню, что типологически ситуации в самопровозглашенных республиках и на Тайване конца 1980-х гг. вполне сопоставима в том плане, что в ближайшем будущем в ДНР и ЛНР можно ожидать развитие «тайваньского» сценария. В 1989 году оппозиция впервые получает 21 место в парламенте, в 1991-ом старая власть уходит в отставку и функции Национального собрания переходят к парламенту, избранному на выборах в декабре 1992 года (Гоминьдан получил 53 % голосов, ДПП – 31 %). В 1996-ом в результате прямых выборов президентом уже независимой страны становится Ли Дэнхуэй.
Недавно Байден снова заявил, что в случае агрессии Тайваня с стороны Китая, США «встанет на защиту [острова]». Мало сомнений в том, что президент Зеленский хотел бы услышать подобные слова в адрес Украины, о чем, к слову, свидетельствует его недавнее заявление на Мюнхенской конференции – запоздалый «ответ» Путину – о пересмотре Будапештского меморандума 1994 года и возможном возвращении его страны к ядерному оружию – Путин в свою очередь ответил Зеленскому в своем обращении к нации.

Сомнение в эффективности Будапештского меморандума – настоятельная просьба на грани истерики повысить Украину до статуса Тайваня.
Вторая причина: относительно недавняя история Косово. Мы помним, что в 1981 году прошли массовые демонстрации среди молодежи, требовавшей предоставить Косово статус независимой республики в границах тогдашней Югославии. С тех пор противостояние между сербами и албанцами только набирало обороты: сербы, подобно жителями Луганска и Донецка, превратились, с точки зрения центральной власти, в изгоев, участились стычки между сербским и албанским населением, и в 1986 году был опубликован манифест сербской интеллигенции о «деалбанизации» Косово.



После прихода к власти Слободана Милошевича в 1988 году конфликт набирал силу со скоростью цунами, в 1989-ом в Сербии состоялся референдум по новой Конституции, который бойкотировали албанцы. В следствие этого независимость Косово была сведена к нулю, упразднен парламент, правительство прекратило свою деятельность, албанский язык был удален из СМИ. Косовары на это ответили массовыми забастовками и локальной этнической войной. В 1990-ом принимается «Декларация независимости», и албанское население Косово заявляет о своем выходе из состава Сербии и Югославии. 22 сентября 1991 года – день провозглашения независимой Республики Косово. В международных правовых документах его статус оставался неопределенным. Война в крае продолжалась все 90-е, а в 1999-ом НАТО бомбил югославские города и заставил Милошевича согласиться на введение миротворческих сил KFOR. Судьба сербского лидера с этого момента была предрешена. 17 февраля 2008 года Косово снова провозгласил свою независимость, и на этот раз, после экстренного заседания Совета безопасности ООН, треть его членов высказывается в поддержку независимости. 18 февраля 2008 года новую республику признали, среди прочих, Франция, Англия, Италия и США.

Не сразу, но Запад признал независимость Косово, присоединив его к «римскому миру» и тем самым создав очередную terra liberа внутри пространства Восточной Европы. Это признание или непризнание – главный акт пьесы. По-шекспировски звучащая дилемма «признать или не признать» может быть решена только членами элитного клуба «решающих стран»; Россия, с их точки зрения, в этот клуб не входит и соответственно такой прерогативой не обладает. Признать за Россией право «признания» означало бы разделить с ней глобальную, «трансатлантическую законодательную власть», что ни США, ни Евросоюз делать не собирается.

Кроме того, напряжение растет между Китаем и атлантическим миром, к которому присоединилась обычно тихая Австралия, из-за Соломоновых островов. В ходе всеобщей избирательной кампании (голосование проходило 21 мая 2022 года) премьер-министру Скотту Морррисону оппозиция вменила в вину, что тот упустил соглашение между Китаем и Соломоновыми островами, находящимися в Океании, о сотрудничестве в сфере безопасности – несущее угрозу Австралии. Речь идет о создании на Островах китайской военной базы. Глава МВД страны даже посчитала, что сделка между Пекином и Хониарой является косвенным вмешательством в выборы. Напомню, что победу одержала оппозиция – Лейбористская партия.

Конфликт двух стран крайне любопытен и не очень понятен, как говорил философ Уилфрид Куайн, с логической точки зрения. Китай – это треть всего австралийского экспорта, который включает прежде всего сырье и сельскохозяйственную продукцию. И несмотря на эти и другие факторы, тесно привязывающие экономически Австралию к Китаю, Энтони Албаниз, став новым премьером, не стал пока менять свою антикитайскую риторику. Иначе говоря, из-за возможной базы на Соломоновых островах, то есть по внешнеполитическим причинам, Австралия вошла в конфликт со своим могущественным партнером. Возможно, даже в ущерб экономики, сейчас происходит глобальная консолидация атлантического мира, который готовится к идеологическому противостоянию одновременно Китаю и России – странам, не принявшим либеральную идею как единственно возможный путь развития.

И в этом суть роста подлинной напряженности между «римским» Западом и «российским» миром плюс Китай. Глобально, повторю, дело не в Украине, тем более не в ДНР и ЛНР, судьба которых никак не интересует «решающие страны». Глобальная интрига, к максимуму которой мы приближаемся каждый день, заключается в следующем: удастся ли сохранить условному Западу трансатлантическую законодательную власть, которая наделяет своего субъекта возможностью определять поведенческие – начиная с политики – коды современного мира?


Несмотря на крайне тревожную ситуацию на данный момент, я продолжаю считать, что полномасштабной войны между Россией и Западом не будет. Задача иная: в середине 2022 года, на полпути к очередным выборам в США, начинается планетарная перебалансировка власти между Россией, США и Китаем. Сегодняшний кризис на Украине – отборочный матч к предстоящей игре. Чтобы быть к ней готовой, а тем более не оказаться в числе проигравших, России необходимо перестроить свой нынешний идеологический (в широком смысле) дизайн в кратчайшие сроки.